Серафима Бирман: самая страшная актриса советского кино

Вообще-то ваш Народ востока совсем не киноман. Да и недостаточно олдовый, чтобы досконально знать советское кино – многое прошло мимо меня просто в силу возраста. Поэтому нашу сегодняшнюю героиню я помню лишь в одном фильме – «Иване Грозном» 1944-го года.

Там она исполняет роль Ефросиньи Старицкой – матери двоюродного брата царя и его главного конкурента за трон. Наш Ваня, прозванный за суровость Васильевичем, «искупал» свою тетку (до конца) в Шексне вместе с сопровождавшими женщину монахинями. После того, как избавился от ее сына, конечно.

Я не так давно пересматривал эту классическую ленту, и не понял – почему ее так боялся. Точнее, почему боялся именно ее? Потому, что «Иван Грозный» снят так, что там нет добрых людей, а все страшные. А то время еще было только начало эры звукового кино, актеры выросли в традициях «великого немого» и играли лицами. У большинства это получалось хорошо.

Но вот да, Серафима Бирман – одна из самых больших страшилок моего детства. Может быть, что мою любимую бабушку звали Евфросинья (правильно именно так) – точно, как и ее персонажа. И в моей голове не могло примириться то, что вот бабуля, которая в 4 года читала мне «Агату Кристи» и варила вкусный зеленый борщ, а вот жуткая тетка из кино, а зовут их одинаково.

И только при подготовке к этой статье я узнал, что Бирман также озвучивала кобру Нагайну из мультика «Рикки-Тикки-Тави»: «Если сделаешь хоть шаг, я ужалю мальчишшшку…» Тоже, согласитесь, очень харАктерный персонаж.

В общем, Сима Бирман. В свое время ее сравнивали со всеми любимой Фаиной Раневской из-за некоторого сходства внешности и общей манеры поведения – причем, не в пользу последней. Но если Фаина Георгиевна была веселая мат…щинница и буквально купалась в чужом внимании, то наша сегодняшняя героиня была просто паталогически серьезной и избегала людей. Впрочем, обе кончили достаточно плохо.

Родилась она в Кишиневе в 1890-м году. Отец был военный во втором поколении, сын еврея из кантонистов, который в армии принял крещение. За верную службу был пожалован личным дворянством. Мать была молдаванкой, почти не говорящей по-русски – на момент этого брака она уже являлась вдовой с двумя детьми. Время было такое: чуть покашлял – и поминай, как звали.

Родители держали своих отпрысков в строгости: когда маленькая Сима простывала, мама могла всыпать ей ремня, прежде чем дать лекарство. Надо сказать, за сто лет почти ничего не изменилось: слава богу, в моей семье такое не практиковалось, но я знаю детей, родители которых обвиняли их в том, что они заболели.

Стать актрисой она захотела так. Ее старшая сестра приняла участие в столичной театральной постановке, и режиссер Станиславский подарил девушке свое фото с автографом. Сима подумала: «А почему не мне?», - и с тех пор серьезно увлеклась искусством. Она стала выступать в театре в имении местного помещика, и тот под впечатлением от ее таланта, оплатил девушке обучение сценическому искусству.

Высокая, нескладная и носатая Сима провалила свой первый экзамен. Но была достаточно настойчива и уговорила приемную комиссию дать ей вторую попытку. Чтобы отделаться от настырной провинциалки ей предложили показать сцену coблaзнeния – а что она могла знать об этом в свои шестнадцать лет?

Сима закурила папиросу, подмигнула преподавателю, села ему на колени и стала тянуть свою юбку вверх. Станиславский, а это был именно он, быстро закричал: «Верю!», - пока девушка не показала самое ой-ой. Надо сказать, между ними потом сложились очень теплые отношения, а своего наставника Бирман буквально боготворила.

Ее приняли в театр, и у молодой актрисы была достаточно успешная сценическая карьера. Она начала сниматься в кино – сначала в немом, а потом в звуковом. В сороковые годы, когда по понятным причинам, снимали мало, она получила одну из самых известных своих ролей, и сыграла тетю царя в картине Эйзенштейна «Иван Грозный».

Известно, что режиссер в этом качестве хотел видеть Раневскую, но ту не утвердили по каким-то причинам. И тогда он взял актрису, которая в то время считалась ее зеркальной копией. Это, а также несходство характеров и некоторая личная конкуренция, стало причиной их нелюбви друг к другу.

Впрочем, в личной жизни Серафима была более успешной. Ее мужем стал поклонник, который был младше на одиннадцать лет. И, в отличие от соперницы, она никогда не сидела без работы. У нее всегда был театр, хотя актриса, кажется, не очень любила сниматься в кино.

Также, Бирман работала преподавателем. Ее ученик Юрий Любимов впадал в ступор от одного голоса Серафимы, а вот Анастасия Вертинская весьма уважала: «Поскольку я была не актриса, то решили дать мне учительницу.... Повязав платок, став похожей на Бабу Ягу, она брала эмалированное ведро и, приложив руку козырьком ко лбу, показывала мне встречу Ассоль с Греем… Ее маленькие глазки вспыхивали сумасшедшим светом, она вскидывала руку и громко кричала зычным голосом: «Я здесь, Грэ-э-й!». И огромными прыжками бежала навстречу воображаемому Грею, громыхая ведром, срывая платок с головы и тряся седыми волосами».

Муж Серафимы Бирман ушел из жизни раньше, детей у них не было. Одинокая старуха, жившая одним театром, и совершенно не приспособленная к домашнему быту, со временем почти ослепла и перестала воспринимать действительность. В результате родственники отдали ее в дом для умалишенных, где она до самого последнего момента репетировала с другими пациентами «Синюю птицу», и ждала, что на премьеру придет ее учитель Станиславский, который уже сорок лет был в земле.